здесь и сейчас | 100+1
Знаешь, когда падаешь в небо — небо падает в тебя, и несколько дней ты ходишь, будто оглушенный, и делаешь какие-то неимоверные болезненные глупости, какую-то чудовищную необъяснимую ерунду вытворяешь и номера откалываешь, как будто пытаешься проверить себя и окружающий мир на предмет реальности.А причина в том, что в какой-то момент тебе кажется, будто движение уже завершилось, а оно только-только началось, и пространство вокруг размыто, и время скручивается в смешные кудрявые спирали, и звёзды сочатся болью и ржавчиной от падения.
И ты стараешься обуздать бездну, в которой растворяешься и которая убивает тебя быстрым и проверенным способом. Ты ищешь ниточки, за которые можно ухватитьcя, чтобы выжить, не понимая, что выжить — невозможно.
И ты хватаешься за эти светящиеся живые ниточки и случайно обрываешь их, вырываешь с мясом и кровью, и они лопаются, как резиночки-«венгерки», оглушая тебя ещё сильнее страшным криком, за которым следует скрипучая тишина.
И ты сидишь в этой тишине, словно в эпицентре Большого Взрыва, и смотришь на разлетающиеся галактики.
И только тогда осознаёшь, что это и есть начало. Самое начало. И ртуть в твоих венах начинает превращаться в кровь, а песок в часах оборачивается словами и разлетается вслед за галактиками.
И ещё ты понимаешь, что имел в виду Линь-цзи, говоря: «Убей Будду! Убей патриарха!» Только ты-то совсем не Линь-цзи, и тебе становится безумно жаль живых ниточек, с которыми ты мог сплестись в черт-те какую энергию проводящий кабель, но вместо этого оборвал. Оборвал, потому что не соблюдал технику безопасности, как соблюдали те мудрые дзенские и иже с ним дядьки, вовремя ныкавшиеся в горах или в заведениях для себе подобных. И ты сидишь, смотришь на разлетающиеся галактики, слушаешь разлетающиеся слова и с удивлением обнаруживаешь, что — ну надо же! — почти плачешь.
А потом тебя выбрасывает в какое-то совершенно специальное утро, которое оказывается ещё одним началом, и ты понимаешь, что теперь у тебя будут одни только начала, одни сплошные врата-хронотопы, и знаки будут меняться с неимоверной скоростью. И ты уже не плачешь, а, кажется, даже смеёшься, и пугаешь неизвестно откуда взявшегося дворника, и улыбаешься птицам, и бежишь на трамвай со странной уверенностью, что всё непременно будет хорошо. Потому что ничего необратимого нет, и двигаться можно в любом направлении.
