стороны света | стая
Птиц двадцать четвертый. Диафрагма. Ноябрь 2003.Самой ледяной частью своего существа понимаю, как любопытно было бы мне посмотреть на тебя, осознавшего совершенно точно, какой я теперь стала, и насколько смешно подобное любопытство. Стала относиться к себе снисходительно, как к неведомой зверушке, которая не знает, что выкинет в следующий момент. И вены раздражающе синие, и глаза чересчур черные, и волосы непривычно длинные. Поздравляю, долетели…
Птиц второй. Нечто. Январь 2002.
[моя любовь похожа на паззл: когда-то это была цельная картинка, но потом кто-то прошел мимо, задел ногой, и она рассыпалась на множество кусочков — формой один безумнее другого; и вот я сижу и пытаюсь сложить их заново]
Чен И и Чен Хао порубили в щепки Лимонное Дерево и развели костер Мировой революции. Неподалеку ТСЧ пляшет оранжевый танец.
[моя любовь похожа на цветущий кактус: цветы и аромат все еще манят меня, но руки уже помнят укус шипов; и вот я сижу и смотрю на это чудо природы, мечтая не то полить его, не то выдрать с корнем к чертовой матери]
Кошка доехала до конечной остановки, но не нашла там ничего, кроме кольца. Трамвай превратился в поезд метро и носится по Кольцевой, как ненормальный.
[моя любовь похожа на тебя: она смешна, как поцелуи в подъезде, остра, как ногти, впившиеся в ладонь, легка, как трасса на север, и невинна, как зеркало, оплетенное колючей проволокой; и вот я сижу и ловлю звезды — приманкой твоя улыбка, которую я заучила наизусть]
Электроежик Ни Головы Ни Ножек распух и посинел. Он собирается размножится делением, а с учетом колючек это весьма болезненная процедура.
[моя любовь желтого цвета]
Успокойся и подожди немного, я вернусь, сказал Слетевший, я люблю тебя, я всегда буду где-то рядом.
С тех пор его никто не видел.
Его съели Чен И и Чен Хао.
Птиц двадцать третий. Остаемся зимовать. Октябрь 2003.
Снился дождь, похожий на тебя. Он смотрел на меня твоими глазами. Шептался с листьями, обволакивал, скользил по плечам прозрачными руками, запутывался в волосах. Отбивал африканские ритмы на подоконнике, разбивался мелкими брызгами, чертил руны на щеке.
Я танцевала на мокром асфальте, подчиняясь ритму моего дождя. Он то замедлялся, успокаивая; то ускорялся бешено, и капли врезались почти болезненно; смеялся и плакал, кружил в безумном танце. Я стала частью дождя, прозрачной и вечной, как вода... А город зарастал ромашками.
Я проснулась и увидела, что идет снег.
Когда я уйду, пусть будет дождь. Пожалуйста...
Птиц двадцать второй. И полетели... Сентябрь 2003.
Меня ломает от смеха, рвет на части.
Я дискретна, как восемь тибетских лун.
Я маленький черный лисенок, попавший в капкан.
Я фонарный столб, я печная труба, я лестница в подвал.
Сегодня мое сердце остекленело и расплавилось, ушло в песок огромной обжигающей каплей.
Напротив меня сидит здоровенная ворона, она смотрит мне прямо в глаза и ждет. Я рисую ей пару: превращаю часть воспоминаний в такого же большого черного ворона и выпускаю прочь.
Нет, ну до чего же мне смешно. Это прямо-таки дзенский хохот.
Я посох монаха, на мне следы ударов.
Я флаг тебе в руки, поезд навстречу и водокачка сбоку.
Я дерево Иггдрасиль. Дрожит земля, клочья дыма и тумана разлетаются прочь. Я-Дерево — ха! — вырываюсь из земли, стряхиваю комья грязи с корней-ног, расправляю ветви-крылья и — всего хорошего!
Смешно, честное слово, смешно... до слез, до икоты, до крови на запястьях.
Можно залезть на крышу и долго-долго смотреть на Небо, и тогда точно станет легче, потому что когда смотришь на Небо, ничего больше не имеет значения. Я смотрю на Небо, а Небо смотрит на меня. Наверное, Небо думает, что ночные огни Города — это звезды.
Я желтый лист, упавший вверх и зацепившийся за высоковольтную линию.
А когда-то я была кошкой в трамвае. Только этот трамвай шел в другую сторону.
Обхохочешься... Мне никогда прежде не было так смешно. Бульк!
Я призрак Гагарина. Меня тянет ввысь. А Ле-цзы уже спешит ко мне: пора доставать метлу.
Я Смеющийся Северный Ветер...
Птиц двадцать первый. Офелия и Дао. Сентябрь 2002.
Раньше ей казалось, что она спит и видит сон...
А еще ей казалось, что спит кто-то другой, а сон — она сама.
Но в последнее время чувство реальности стало острым, как скальпель хирурга. Оно творит на ее лице странные пластические операции, делая его не столь отвратительным, как обычно; оно режет ее вены, превращая ее в море; она бежит по этому острию - вверх, вверх, все время вверх. Ей теперь кажется — она знает все тайны мира и способна понять кого угодно. Она стала безжалостно участливой, как бронепоезд, и участливо безжалостной, как руки любимого... Она утонет в них...
Зачем тебе венок из белого лотоса, девочка? Скоро выпадет снег, ласковый и пушистый. Ты будешь греть его в ладонях, ловить губами, вплетать в волосы белыми искрами — забывая, что он от этого растает, убьется и станет водой, в которой ты утонешь.
И тебе будет казаться, что ты спишь и видишь сон...
Птиц двадцатый. Еще один... Сентябрь 2002.
Сгустившийся воздух отсвечивает красно-фиолетовым и наконец рассыпается веером дождя.
Дождь падает медленно и бесшумно. Растворяет железо, разъедает асфальт, просачивается сквозь стекло. От него не спрятаться, он забирается под навесы и крыши, проникает в дома и трамваи.
Дождь проходит сквозь меня, я прохожу сквозь дождь и становлюсь такой же призрачно-прозрачно-проникающей, как он. Тысячи слов бьются внутри, рвутся наружу птицами, но ты слышишь только мое вечное «что случилось». Мои руки стали дождем и утекают, так и не встретившись с твоими.
А небу все равно, оно обстреливает город бронебойным дождем, убившим меня. Я замолкаю надолго, ни слова больше...
Птиц девятнадцатый. Галлюцинация, или Лимонное Дерево. Сентябрь 2002.
Рядом со мной теперь растет Лимонное Дерево. Большой Зеленый Гуру сказал, что у Лимонного Дерева есть имя, но я понятия не имею, как оно звучит на языке людей. Я зову его — Лимонное Дерево.
Лимонное Дерево, что растет теперь рядом со мной, совершенно сумасшедшее. У него ярко-оранжевые листья. Иногда Лимонное Дерево искрится, как новогодняя ёлка, а иногда оно мигает, как хаб. Еще Лимонное Дерево умеет швыряться молниями и знает английский. Однажды я из добрых побуждений попыталась полить его, а оно в ответ устроило пожар. Совершенно чокнутое и непредсказуемое Лимонное Дерево! Оно чахнет летом и цветет осенью. Поскольку сейчас как раз осень, Лимонное Дерево покрылось желтыми васильками и красными ромашками.
В данный момент сумасшедшее Лимонное Дерево смотрит на меня и улыбается. Ему прекрасно известно, что его безумие заразно, и я уже тоже рехнулась, и стала социально опасной, и страдаю галлюцинациями в виде сумасшедшего Лимонного Дерева, которое цветет, искрится, улыбается и у которого есть имя, неизвестно как звучащее на языке людей!!!
Птиц восемнадцатый. Трамвай в осень. Август 2002.
Трамвай плетется со скоростью гибрида улитки и черепахи, останавливается на каждом светофоре и мучительно стонет на стыках рельсов. В вагоне пахнет уксусом, горелыми спичками и битым стеклом.
Замерзшая черная кошка, изображающая меня, едет в этом трамвае, свернувшись клубком и изо всех сил вжавшись в спинку сидения. Кошку раздражает буквально все: наглая кондукторша (определенно внучка той самой, которая «котам нельзя! с котами нельзя!!!»), уже восьмой раз проверяющая у кошки билет; разладившийся динамик, искажающий голос вагоновожатого до хриплого завывания; компания пьяных шумных подростков на задней площадке...
Уткнувшись носом в холодное стекло, кошка смотрит на мутные потоки воды, заливающие город, и плачет, потому что трамвай приближается к пункту назначения. Глупая черная кошка, изображающая меня, едет в этом трамвае из мистерии в истерику, из магии в агонию, из лета в осень.
Я столкнусь с кошкой на конечной остановке, сяду в этот трамвай и поеду туда, откуда приехала она. Там тепло и тихо, там пятница и горячий кофе.
Там ты...
Птиц семнадцатый. The X-Files по-верхнекамски. Август 2002.
О, какая это была обычная Девушка! Любила розовые романчики и «Руки вверх!», ходила на дискотеки и страдала по одному блондину из параллельного класса. Блондин, естественно, не обращал на нее никакого внимания, ибо ему нравились девушки яркие. А она была — так, ни кожи, ни рожи, что называется. Да еще и родители — простые рабочие на калийном комбинате уездного городка, так что одеваться Девушке приходилось бедно, а страдать — сильно. Но не настолько сильно, чтобы ее это как-то выделяло.
Хобби у Девушки тоже было обычным — вечерами садиться у окна и мечтать о том, как приедет на белом мерсе блондин и увезет ее в отдельную от родителей трехкомнатую квартиру в областном центре, где они заживут счастливо и по-королевски.
И вот однажды вечером, как всегда пребывая в грезах, Девушка услышала шум. А поскольку выходить из состояния несбыточных мечтаний так сразу сложно, то ей подумалось, что это блондин наконец приехал за ней на пресловутом мерсе.
Но это был не мерс, а летающая тарелка. И уж, конечно, в ней сидел не блондин, а маленькие зеленые человечки. Однако Девушке так хотелось верить в блондина, что она, как и любая обычная девушка, выдала желаемое за действительное. И на предложение зеленых человечков прокатиться с ними радостно ответила: «Да, любимый, я так долго ждала этого!..» И уселась в тарелку, как в мерс. Люк закрылся, и тарелка полетела над городком, а Девушка смотрела на зеленых человечков влюбленными глазами, ощущая себя героиней романа. Увы, по-прежнему розового с блондином в роли Героя, а отнюдь не фантастического.
Так они и улетели. Но, кажется, скоро вернутся. Потому что Девушка просто замучила маленьких зеленых человечков. Все «любимый» да «любимый»... Они и решили его тоже похитить. А поскольку из людей с ними только Девушка, блондину поневоле придется в нее влюбиться. Хотя не исключено, что он влюбится в кого-нибудь из человечков — ведь они такого красивого зеленого цвета, очень яркие.
Птиц шестнадцатый. Огонь, вода и ТСЧ, или Бред как способ существования разумной материи. Август 2002.
Бреда в последнее время так много, что я воюю сама с собой!
Сводка с фронта #1. Огонь.
В моем доме перегорели почти все лампочки. Поэтому сижу в темноте и пытаюсь развести огонь. Но мой огонь разводится где-то в другом месте и в другое время и дарит свет строителям пирамид, а я по-прежнему сижу в темноте.
Сводка с фронта #2. Вода.
Как и обещала в свое время покойная Янка Дягилева, вода пришла. Реками, дождями, фонтанами, трубами и шлангами. Слишком много воды, я даже замерзла. Плюнуть на все и уйти к кришнаитам?
Сводка с фронта #3. Медные глюки.
После долгой и продолжительной... Не приходя в сознание... Скоропостижно объявился в он-лайне Тот Самый Человек. Нацепив маску Медного Будды, он отплясывает нечто шаманское под песни народов мира. Этот вой и дробный топот копыт ТСЧ отдается в моей воспаленной голове, превращая ее в подобие медного котла.
Он по-прежнему занимается интуитивно-садистическим менеджментом, а пальцы его уж так загнулись, что стали похожи на вилы...
Птиц пятнадцатый. Невнятный. Июль 2002.
...Что ж, он был Гамлетом. Так он себя воспринимал. В неполные шестнадцать лет. А как известно, если в неполные шестнадцать лет ощущаешь себя Гамлетом, то им и являешься. Такова уж материализующая сила шестнадцатилетнего воображения. Поэтому он не удивился, когда его отца в подъезде застрелил киллер, а дядюшка женился на матери и возглавил семейную фирму. Гамлет просто еще раз убедился в том, что он — Гамлет и никто другой. А как положено вести себя Гамлету, известно всем. Итак, он поклялся отмстить. Матери, дядюшке и далее по тексту.
Каждому Гамлету положена Офелия. И у нашего Гамлета она тоже имелась — четырнадцатилетняя дочка коммерческого директора фирмы. Офелия была толстая, глупая и фанатела от «Стрелок». Порой Гамлету хотелось сменить Офелию, но коммерческий директор идеально подходил на роль Полония — очень уж был подозрительный. Постоянно что-то вынюхивал. Гамлету не терпелось проткнуть его шпагой. Шпаги не было, зато был газовый пистолет, оставшийся от отца. Гамлет проткнул Полония газовым пистолетом. Полоний удивился, но послушно умер от сердечного приступа. Прямо в спальне матери Гамлета, куда зашел в поисках аспирина после коллективного просмотра фильма «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Просмотр был устроен Гамлетом вместо спектакля бродячих актеров. Последние-то повывелись в наше время. Матери и дядюшке фильм понравился. Дядюшка даже прослезился. Гамлет остался доволен — очень уж дядюшкина реакция хорошо вписывалась в контекст.
Свести с ума Офелию оказалось сложнее. Во-первых, Офелия не любила Гамлета. Она вообще была влюблена в кого-то из «Стрелок». Во-вторых, чтобы сойти с ума, нужен ум. У Офелии же мозги заменял чизбургер. В-третьих, — и это огорчало Гамлета более всего — она была просто не в состоянии представить себе сорок тысяч братьев. Сорок штук баксов — пожалуйста, а вот с братьями — ну никак! Кроме того, совет насчет монастыря Офелия восприняла вполне адекватно для девушки ее возраста и положения — послала принца датского на известные всем три буквы.Но в конце концов Гамлет довел-таки ее до утопления в джакузи. Он сказал ей, что «Стрелки» распались.
Когда Гамлету исполнилось восемнадцать, дядюшка-супостат неожиданно предложил ему возглавить фирму. Это несколько сбило Гамлета с толку, ведь он рассчитывал, что его отправят учиться в Англию, снабдив соответствующим письмом. Но дядюшка и не заикался про Англию. Тогда Гамлет повесил двух своих друзей собственноручно, имитировав самоубийства. Следователь, который вел дело, долго удивлялся, с чего бы это двое здоровых парней вдруг совместно повесились. На одной трубе в одном туалете. Потом списал все на секту и закрыл дело.
Но полный крах постиг Гамлета, когда мать и дядюшка погибли в автокатастрофе. Этого-то уж никто не ожидал! А тень дядюшки стала являться Гамлету по ночам. Тень нараспев читала сонеты Шекспира, перемежая их диким криком: «Не пей вина, Матильда!!!» Вот эта Матильда Гамлета-то и добила. Он же точно знал, что не должно быть никакой Матильды, а должна быть Гертруда. У Гамлета открылась мания величия: он возомнил себя Рембо и расстрелял мирных армянских торговцев на рынке. Ныне принц датский сидит в психушке. Опытные врачи пытаются убедить его в том, что он все-таки Гамлет, а не Рембо. Пока безуспешно, увы.
А тень дядюшки оставила парня в покое. Потому что если человек чувствует себя Рембо, тени к нему не являются. Таков уж закон природы.
Страницы: [1] [2] [3] 4 [5] [6]
